Лес начинался внезапно за небольшим городишком. Раз — и уже Чаща из ельников, дубов и ольхи. Ни предупреждений, ни тропинок — только темная стена деревьев, стоящих так близко друг к другу, что солнечный свет туда не проникал. Было в этом месте что-то… особенное. Будто из Леса звучал зов. Тихий, как шепот далекого ручья, и тревожный, как стук сердца перед падением.
Смельчак подошел к краю леса. Ему показалось, что сухие ветви шевельнулись, хотя ветра не было: все потому, что время и природа на краю Чащи будто бы замирали, словно боялись потревожить дремоту этого места.
Человек знал, что кроме шаманок никто не ходит в Лес, а если решается, то никогда не возвращается. Но у смельчака не было выбора: только попробовать зайти в Чащу и собрать травы, способные излечить от любых болезней. Он был готов — по глупости ли, по храбрости ли, но ему это было нужно, и это стоило всех неудач. Без трав он бы зачах в мире людей от болезни.
Человек знал, что ему придется искать тропу, а после — поле из незабудок, на котором он проведет ритуал. В легендах писали, что только так откроется путь в сердце Белого Леса, а кроме легенд у человека ничего и не было. Для ритуала смельчак взял с собой куриного бога, чтобы смотреть сквозь него в волшебном лесу, сумку с веточками тимьяна и приколол наперстянку у сердца.
Первый шаг дался человеку легко — земля была мягкой, чуть влажной и даже пружинящей из-за напитанного дождем мха. Чаща сразу обступила человека со всех сторон, закрывая назад дорогу так плотно, будто ее никогда и не было. Но смельчака что-то вело. Неведомое, невидимое — будто кто-то шел впереди, оставляя следы, которые исчезали в тот же миг, когда человек ступал на них. Или ему это казалось, так как Лес уже сводил его с ума?
Сколько смельчак шел — он не знал: время растекалось, как вода. Но чаща все больше и больше менялась: деревья становились выше, их стволы — толще, а тени вокруг оживали и следили за каждым движением путника. Воздух тоже изменился: пряный, сладкий, с горьковатой ноткой запах тимьяна ударил человеку в голову, как дурман. Иногда во мраке вспыхивали огоньки — не светлячки, а что-то иное, что невозможно было разглядеть, если смотреть прямо. Возможно, это были волки, что крались по пятам, или любопытные фэйри.
Когда смельчак вышел на поляну, трава у него под ногами была черной: как звездное небо, усеянное голубыми цветами, похожими на осколки разбитого стекла. Лесные незабудки? Нет. Разбитые звезды, что будто падали на землю и не могли подняться. Их аромат был тяжелым, успокаивающим, как песня, которую хочется слушать вечно. Нежные голубые цветы были как будто не для этого мира, и шепот ветра над ними звучал слишком похожим на слова.
Смельчак лег на вершине небольгого холма, достал из мешочка веточки тимьяна и положил их на глаза. Теперь ему нужно было заснуть, а пробудившись — осмотреть поляну через куриного бога… Тогда он найдет вход Под Холм, и, возможно, по туннелям доберется до сердца Белого Леса.
— Ты найдешь путь, если будешь слушать, — прошептали незабудки, когда он засыпал.
Когда человек проснулся, поляна исчезла: он был в еще более темной и влажной Чаще, в которой помимо лапников, дубов и ольхи рос терновник. Здесь был только шелест листвы, похожий на слова, а воздух казался густым, как сон, и сладковатым, как вино.
Смельчак чувствовал, что лес живой. Он смотрит. Шепчет. Ветер, казалось, плел слова: «Иди. Дальше. Ближе». И он послушался: достал куриного бога, взглянул сквозь него, и ветви терновника сплелись в арку прямо у его ног. Дверь в терновой изгороди была узкой, с острыми шипами, и из нее головокружительно тянуло черемухой.
За аркой воздух стал еще гуще, почти осязаем: он словно лип к коже, заползал в легкие, человеку приходилось через него прорываться. Земля под ногами перестала быть твердой, словно мир теперь висел на тонкой грани между реальностью и сном. Смельчак шел, хотя каждый шаг был все тяжелее: что-то тянуло назад, а что-то вперед.
Он долго плутал по коридорам подземелья, ища выход в Рощу Черной Ольхи, но попадал к озерам с красными водами, в подземелья и усыпанные златом залы. Никаких трав, никаких волшебных жителей, просто бесконечная череда дверей. Человек будто ходил кругами, но каждый раз детали вещи в коридорах будто менялись местами: то кружка прыгала со стола на полку, то узор на двери слегка менялся.
Смельчак вновь оказался в комнате, которую будто уже видел, и вновь открыл очередную дверь. На этот раз он попал в зал, где на троне из сплетенных лоз багульника и малины сидела Благая Королева. Свет исходил от ее рыжих волос, украшенных жемчугами, и глаз цвета свежей листвы. Это сияние казалось мягким, обволакивающим, как теплое молоко перед сном.
Королева улыбнулась человеку, и в ее взгляде читалось обещание: «Отдохни. Забудь все, что было. Я дам тебе умиротворение».
— Что ты ищешь? — спросила Королева, ее голос был как шелест трав под ветром. — И что ты готов отдать? Теперь ты здесь. Вопросы заданы. Холм принял тебя. Но помни: назад дороги нет.
Смельчак открыл рот, чтобы ответить, но забыл, что искал излечения. Он видел королеву и был покорен.
— Хочу петь для тебя, — молвил он. И королева засмеялась.
Смельчак подошел к краю леса. Ему показалось, что сухие ветви шевельнулись, хотя ветра не было: все потому, что время и природа на краю Чащи будто бы замирали, словно боялись потревожить дремоту этого места.
Человек знал, что кроме шаманок никто не ходит в Лес, а если решается, то никогда не возвращается. Но у смельчака не было выбора: только попробовать зайти в Чащу и собрать травы, способные излечить от любых болезней. Он был готов — по глупости ли, по храбрости ли, но ему это было нужно, и это стоило всех неудач. Без трав он бы зачах в мире людей от болезни.
Человек знал, что ему придется искать тропу, а после — поле из незабудок, на котором он проведет ритуал. В легендах писали, что только так откроется путь в сердце Белого Леса, а кроме легенд у человека ничего и не было. Для ритуала смельчак взял с собой куриного бога, чтобы смотреть сквозь него в волшебном лесу, сумку с веточками тимьяна и приколол наперстянку у сердца.
Первый шаг дался человеку легко — земля была мягкой, чуть влажной и даже пружинящей из-за напитанного дождем мха. Чаща сразу обступила человека со всех сторон, закрывая назад дорогу так плотно, будто ее никогда и не было. Но смельчака что-то вело. Неведомое, невидимое — будто кто-то шел впереди, оставляя следы, которые исчезали в тот же миг, когда человек ступал на них. Или ему это казалось, так как Лес уже сводил его с ума?
Сколько смельчак шел — он не знал: время растекалось, как вода. Но чаща все больше и больше менялась: деревья становились выше, их стволы — толще, а тени вокруг оживали и следили за каждым движением путника. Воздух тоже изменился: пряный, сладкий, с горьковатой ноткой запах тимьяна ударил человеку в голову, как дурман. Иногда во мраке вспыхивали огоньки — не светлячки, а что-то иное, что невозможно было разглядеть, если смотреть прямо. Возможно, это были волки, что крались по пятам, или любопытные фэйри.
Когда смельчак вышел на поляну, трава у него под ногами была черной: как звездное небо, усеянное голубыми цветами, похожими на осколки разбитого стекла. Лесные незабудки? Нет. Разбитые звезды, что будто падали на землю и не могли подняться. Их аромат был тяжелым, успокаивающим, как песня, которую хочется слушать вечно. Нежные голубые цветы были как будто не для этого мира, и шепот ветра над ними звучал слишком похожим на слова.
Смельчак лег на вершине небольгого холма, достал из мешочка веточки тимьяна и положил их на глаза. Теперь ему нужно было заснуть, а пробудившись — осмотреть поляну через куриного бога… Тогда он найдет вход Под Холм, и, возможно, по туннелям доберется до сердца Белого Леса.
— Ты найдешь путь, если будешь слушать, — прошептали незабудки, когда он засыпал.
Когда человек проснулся, поляна исчезла: он был в еще более темной и влажной Чаще, в которой помимо лапников, дубов и ольхи рос терновник. Здесь был только шелест листвы, похожий на слова, а воздух казался густым, как сон, и сладковатым, как вино.
Смельчак чувствовал, что лес живой. Он смотрит. Шепчет. Ветер, казалось, плел слова: «Иди. Дальше. Ближе». И он послушался: достал куриного бога, взглянул сквозь него, и ветви терновника сплелись в арку прямо у его ног. Дверь в терновой изгороди была узкой, с острыми шипами, и из нее головокружительно тянуло черемухой.
За аркой воздух стал еще гуще, почти осязаем: он словно лип к коже, заползал в легкие, человеку приходилось через него прорываться. Земля под ногами перестала быть твердой, словно мир теперь висел на тонкой грани между реальностью и сном. Смельчак шел, хотя каждый шаг был все тяжелее: что-то тянуло назад, а что-то вперед.
Он долго плутал по коридорам подземелья, ища выход в Рощу Черной Ольхи, но попадал к озерам с красными водами, в подземелья и усыпанные златом залы. Никаких трав, никаких волшебных жителей, просто бесконечная череда дверей. Человек будто ходил кругами, но каждый раз детали вещи в коридорах будто менялись местами: то кружка прыгала со стола на полку, то узор на двери слегка менялся.
Смельчак вновь оказался в комнате, которую будто уже видел, и вновь открыл очередную дверь. На этот раз он попал в зал, где на троне из сплетенных лоз багульника и малины сидела Благая Королева. Свет исходил от ее рыжих волос, украшенных жемчугами, и глаз цвета свежей листвы. Это сияние казалось мягким, обволакивающим, как теплое молоко перед сном.
Королева улыбнулась человеку, и в ее взгляде читалось обещание: «Отдохни. Забудь все, что было. Я дам тебе умиротворение».
— Что ты ищешь? — спросила Королева, ее голос был как шелест трав под ветром. — И что ты готов отдать? Теперь ты здесь. Вопросы заданы. Холм принял тебя. Но помни: назад дороги нет.
Смельчак открыл рот, чтобы ответить, но забыл, что искал излечения. Он видел королеву и был покорен.
— Хочу петь для тебя, — молвил он. И королева засмеялась.